На фото Толкачёв. Сорок миллиардов долларов.
Именно столько стоила информация, лежащая в папке из дермантина, которую держал под мышкой невзрачный мужчина в потертом пальто.
Январским вечером 1977 года он быстрым шагом направлялся к бензоколонке на улице Красина.
В кармане позвякивали мелочью тридцать пять рублей – месячная премия ведущего инженера закрытого НИИ.
В той же папке лежала пачка талонов на бензин для его старенького "Москвича". Но не за бензином он шёл. В очереди маячила машина с дипломатическими номерами США, и человек в пальто нервно переминался с ноги на ногу, то и дело поправляя съехавшие на кончик носа очки.
В конце 1970-х годов годовой бюджет всего ЦРУ составлял около 750 миллионов долларов.
Никто из очереди не обращал внимания на этого типичного московского интеллигента. Таких в столице были тысячи – с портфелями, в очках, вечно спешащих. Разве что заправщик отметил про себя странность: человек третий раз за неделю приходит, а бензин так и не берёт.
Через пятнадцать минут папка из дерматина опустела. Сложенный вчетверо лист бумаги уже лежал на заднем сиденье американской машины. А инженер шагал к метро, на ходу застёгивая верхние пуговицы пальто. Его ждал обычный вечер в типовой двушке на девятом этаже: ужин с женой, просмотр программы "Время" и проверка домашнего задания сына-старшеклассника.
В тот момент никто, ни сам инженер, ни его жена, ни американские дипломаты, не могли представить, что этот невзрачный человек станет самым ценным агентом ЦРУ за всю историю холодной войны. А его информация перевернёт баланс сил между сверхдержавами.
За семь лет работы на ЦРУ Адольф Толкачев передал более 150 тысяч страниц секретных документов об авиационной электронике СССР.
Но как получилось, что скромный советский инженер решился на государственную измену? И почему американские спецслужбы сначала несколько месяцев игнорировали его настойчивые попытки выйти на контакт?
В общем, присаживайтесь поудобнее и слушайте…
Обычный советский человек
В табелях НИИ "Фазотрон" Адольф Толкачев значился под номером 147. Каждое утро в 8:15 он подходил с пропуском к турникету, кивал вахтёру дяде Ване и поднимался на четвёртый этаж, где в комнате № 412 его ждал кульман с недочерченной схемой нового авиационного радара.
НИИ "Фазотрон" разрабатывал более 80% всех бортовых радиолокационных станций для советских военных самолётов.
Коллеги считали Толкачева чудаком. На обед он приносил неизменный бутерброд с докторской колбасой, завёрнутый в обрывок вчерашней "Вечёрки". Во время перекуров травил байки про радиотехнику, от которых у молодых инженеров глаза лезли на лоб. А по пятницам демонстративно отказывался от традиционных посиделок с коньячком в лаборатории.
— Адик, ну хоть по пять капель! — уговаривал его начальник отдела.
— Печень пошаливает, — отнекивался Толкачев, торопливо собирая портфель.
На самом деле он спешил не домой. Каждую пятницу Толкачев кружил по центру Москвы, высматривая машины с американскими номерами. В портфеле лежали фотопленки с секретными чертежами, которые он тайком снимал на работе.
Для съёмки документов Толкачев использовал миниатюрный фотоаппарат Minox, спрятанный в пачке папирос "Казбек".
Двухкомнатная квартира Толкачевых на площади Восстания казалась образцом советского быта. Книжные полки с подписными изданиями, телевизор "Рубин" под кружевной салфеткой, стенка "Хельга" из ГДР. По вечерам из окна доносились звуки радиолы — соседи крутили пластинки Высоцкого.
Но была у этой квартиры одна особенность. Из кухонного окна просматривалось американское посольство. Толкачев часами стоял у подоконника, прихлёбывая растворимый кофе и наблюдая за дипломатическими машинами.
— Что ты там высматриваешь? — спрашивала жена.
— Да так. Воздухом дышу, — отвечал он, нервно постукивая пальцами по чашке.
Наталья не знала, что муж уже полгода пытается наладить контакт с ЦРУ. Не догадывалась, что по ночам он строчит письма американцам, а утром прячет их в подкладку портфеля. И уж точно не могла представить истинных причин его поступка.
В своих письмах в ЦРУ Толкачев писал, что решился на предательство после прочтения "Архипелага ГУЛАГ" Солженицына, который ходил в самиздате.
А причины были. В 1937-м расстреляли тестя, профессора математики, "врага народа". Тёща умерла в лагере. Жена выросла с клеймом дочери "врагов", перебиваясь случайными заработками. Эта боль никогда не отпускала семью.
Опасные встречи
Январь 1978-го выдался морозным. Толкачев прятал замёрзшие руки в карманы пальто, где лежала очередная записка для американцев. Шестая по счёту. Пять предыдущих остались без ответа.
За полгода попыток выйти на контакт Толкачев израсходовал три записные книжки, переписывая и шлифуя текст своих посланий американцам.
Дипломатические "Форды" он научился различать издалека. Выследил их маршруты, высчитал время заправки, изучил привычки водителей. Как заправский разведчик, составил график движения каждой машины. В перерыве между совещаниями чертил схемы на полях рабочего блокнота.
— У посольских своя бензоколонка на Красина, — объяснял ему старый механик из гаража. — Только там заправляются.
— А я думал, они как все... — прикидывался простачком Толкачев, запоминая драгоценную информацию.
В тот вечер он снова караулил у заправки. Пальцы нащупали в кармане сложенный листок. На нём убористым почерком было написано: схема новейшей системы наведения для истребителя МиГ-31.
Первый пакет документов, переданный Толкачевым, содержал информацию о радарах, которые даже в СССР ещё существовали только на чертежах.
Резидент ЦРУ Роберт Фултон вначале принял его за провокатора КГБ. Слишком уж нагло действовал этот русский инженер. Но в Лэнгли быстро поняли, что провокаторы такими секретами не разбрасываются.
— Этот парень либо гений, либо сумасшедший, — бормотал Фултон, разглядывая схемы. — А может, и то, и другое.
К весне американцы всё же решились на контакт. Первая встреча прошла в Московском зоопарке. Толкачев нервно мял в руках перчатки, пока сотрудник резидентуры инструктировал его по правилам конспирации.
— Отныне вы "Сфера", — сказал американец. — Никаких записок в машины. Никакой самодеятельности. Только по правилам.
— К чёрту правила, — отрезал Толкачев. — Я не шпион из кино. Я инженер. И у меня есть то, что вам нужно.
В портфеле лежали девяносто страниц секретных документов. Через неделю в Пентагоне ахнули: русский передал информацию о радарах, которые американцы планировали разработать только через пять лет.
Специалисты Пентагона оценили, что информация Толкачева позволила США сэкономить более 2 миллиардов долларов только на разработке средств радиоэлектронной борьбы.
Но за каждой встречей следовали мучительные дни ожидания провала. Толкачев вздрагивал от каждого звонка в дверь. По ночам проверял портфель: на месте ли тайник в подкладке.
Цена молчания
В тот вечер сын застал отца за странным занятием: Толкачев сидел на кухне и методично прожигал сигаретой страницы технического журнала.
— Пап, ты чего? — удивился Олег.
— Да вот, бракованный номер попался, — буркнул Толкачев, сметая пепел в мусорное ведро. — Формулы с ошибками.
Толкачев разработал собственную систему уничтожения улик: прожигал документы сигаретой в определённых местах, превращая секретные схемы в безобидные чертежи.
На работе он по-прежнему считался образцовым специалистом. Получил звание "Ветеран труда", его портрет висел на Доске почёта. Молодёжь бегала к нему за консультациями, начальство ставило в пример.
Дома это был любящий муж и заботливый отец. По субботам водил жену в театр, помогал сыну с математикой. В День Победы приглашал соседей на чай с домашним тортом "Птичье молоко".
За семь лет двойной жизни Толкачев ни разу не проговорился даже во сне. Жена узнала правду только после его ареста.
А по ночам, когда домашние спали, он часами просиживал над секретными схемами. Фотографировал документы крошечным "Миноксом", прячась в туалете институтской библиотеки. Переснимал чертежи, расстелив их между томами "Капитала" Маркса.
— Товарищ Толкачев, вы что-то часто стали засиживаться в библиотеке, — заметила как-то бдительная библиотекарша.
— Диссертацию пишу, Марья Петровна, — улыбнулся он, пряча в карман очередную плёнку.
В портфеле всегда лежала пачка "Казбека" с двойным дном для срочной передачи информации. В ящике стола — заточенный карандаш для записи шифров. В голове десятки паролей и явок.
Каждое утро, проходя мимо дежурного КГБ на проходной, Толкачев сохранял железное спокойствие. Но под мышками предательски темнели пятна пота.
По воспоминаниям коллег, Толкачев всегда носил с собой нитроглицерин, хотя проблем с сердцем у него не было. Возможно, это был способ быстро уйти из жизни в случае провала.
— Адольф Георгиевич, вы бы к врачу сходили, — советовали сослуживцы, замечая его бледность. — На вас лица нет.
— Ничего, — отмахивался он. — Работа нервная, вот и давление скачет.
Но настоящий страх накрывал его не на работе. Самым страшным было возвращаться домой после встреч с американцами и смотреть в глаза жене и сыну.
Большая игра
В апреле 1979 года генералы Пентагона собрались на закрытое совещание. На столе лежали фотографии новейших советских радаров, которые в СССР ещё даже не поступили в серийное производство.
— Джентльмены, — начал докладчик, — русские опережают нас минимум на три года. Их новая система способна сбивать самолёты-невидимки, которые мы только проектируем.
Благодаря информации Толкачева американцы узнали о советских разработках раньше, чем многие сотрудники самого "Фазотрона".
В это же время в московской квартире на площади Восстания Толкачев допивал утренний кофе, листая свежий номер "Правды". На первой полосе красовался заголовок: "Советская авиация — надёжный щит Родины!"
— Наташа, — окликнул он жену, — принеси, пожалуйста, валидол. Что-то сердце прихватило.
Он уже знал, что через неделю американские лётчики будут тренироваться уходить от советских радаров, изучив их слабые места. А через месяц конструкторы "Локхид" начнут переделывать проект нового истребителя с учётом его информации.
По оценкам экспертов, данные Толкачева позволили США сократить отставание от СССР в области авиационной электроники как минимум на десять лет.
В НИИ тем временем готовились к майским праздникам. Толкачев получил очередную премию и билеты в Большой театр. А в его портфеле уже лежали схемы новой системы наведения для МиГов.
— Адольф Георгиевич, вы бы отдохнули, — говорил начальник отдела. — У вас же отпуск горит.
— Работа не ждёт, — отвечал Толкачев, думая о предстоящей встрече с резидентом ЦРУ.
В Вашингтоне его материалы получили высший гриф важности. Аналитики ЦРУ называли Толкачева "золотой жилой". Генералы требовали всё новых данных. А сотрудники резидентуры в Москве придумывали всё более изощрённые способы конспирации.
За каждую встречу с Толкачевым отвечали минимум пять оперативников ЦРУ: один вёл беседу, остальные контролировали обстановку.
Но главный парадокс заключался в том, что информация Толкачева не только экономила американцам миллиарды долларов. Она предотвращала возможность войны, лишая СССР иллюзии неуязвимости.
Каждый чертёж, каждая формула, каждая строчка из его отчётов ложились в фундамент хрупкого равновесия между сверхдержавами. Равновесия, название которому было — холодная война.
Последний акт
Июньским утром 1985 года в кабинете начальника режимного отдела "Фазотрона" зазвонил красный телефон. Через час Толкачева вызвали с совещания "для важного разговора".
— Адольф Георгиевич, вас ждут, — секретарша кивнула на дверь кабинета.
В кабинете его ждали трое в штатском.
По данным КГБ, Толкачева выдал предатель в ЦРУ Олдрич Эймс, продавший советской разведке имена американских агентов за 2,7 миллиона долларов.
Он не сопротивлялся. Молча положил на стол пропуск и снял с лацкана знак "Ветеран труда". Только спросил:
— Можно позвонить домой? Жена будет волноваться.
— В Лефортово позвоните, — ответил старший из троих.
Следствие длилось полгода. На допросах Толкачев держался спокойно, отвечал чётко и по существу. Следователи поражались его памяти: он помнил содержание каждого документа, переданного американцам.
На следствии выяснилось, что за семь лет работы на ЦРУ Толкачев передал информацию о 75 секретных проектах советской авиации.
Его приговорили к расстрелу в сентябре 1986 года. Письма с просьбой о помиловании он писать отказался.
— Я сделал свой выбор сознательно, — сказал он на последнем слове. — И отвечаю за него.
Наталья Толкачева узнала о судьбе мужа из короткой записки:
"Приговор приведён в исполнение".
Сын Олег бросил архитектурный институт и уехал из Москвы. Их следы затерялись.
После казни Толкачева все разработанные под его руководством системы были признаны скомпрометированными. Советской авиации пришлось начинать практически с нуля.
А в архиве ЦРУ до сих пор хранится последняя записка "Сферы", переданная за день до ареста. На листке, вырванном из школьной тетради, всего одна строчка: "Я делал то, что считал правильным".
Много лет спустя бывший резидент ЦРУ в Москве Гарднер Хэттавэй скажет журналистам:
— Толкачев не был предателем. Он был человеком, для которого совесть оказалась важнее присяги.
В 2012 году ЦРУ рассекретило часть материалов об операции "Сфера". Полное досье Толкачева останется закрытым до 2050 года.
Так закончилась история самого результативного агента американской разведки в СССР. История человека, который семь лет жил двойной жизнью, балансируя между верностью семье и верностью собственным убеждениям. Человека, чей выбор до сих пор вызывает споры.
Хотелось бы услышать Ваше мнение о Толкачеве. Обязательно поделитесь им в комментариях.
Свежие комментарии