В рамках выполнения декрета о монументальной пропаганде большевики сносили памятники представителям старой власти (даже таким заслуженным, как герои войны 1812 года или генерал Скобелев), в том числе построенные на народные деньги (Храм Христа Спасителя в Москве).
Заменялись высокохудожественные произведения, сделанными на скорую руку гипсовыми поделками, развалившимися за 10-20 последующих лет.
Происходило это не от недопонимания. Среди большевиков были люди не понаслышке знакомые с искусством и понимающие ценность уничтожаемого. Но уничтожались не только памятники. Переименования населённых пунктов и улиц, задумывавшиеся, а частично и осуществлённые, реконструкции архитектурных ансамблей центров крупных городов должны были полностью вытравить память о царской России. Новые поколения, рождённые при коммунистической власти должны были видеть вокруг себя только достижения этой власти, как будто так было всегда.
Повторю, это не случайность, это также трудно назвать злым умыслом. Это логично вытекавшее из большевистской концепции коммунизма действие.
Новое коммунистическое государство воспринималось его строителями, как полное отрицание всей предыдущей государственности (не только российской, но и мировой). На смену эксплуататорскому государству должно было прийти нечто доселе неизвестное – некая новая форма общественной организации, обеспечивавшая гармоничное развитие каждого в интересах всех, при полном удовлетворении потребностей каждого с сохранением реального равенства всех и стимула к труду без принуждения.
Во многом это прекраснодушное мечтание противоречит человеческой природе. Поэтому его в принципе очень трудно было бы воплотить в жизнь. Но ещё труднее, в принципе невозможно, создать устойчивое общество (марксисты полагали, что государство в его старом виде отомрёт) нового типа, если оно непосредственно соседствует со старым миром, соблазны которого будут беспрерывно искушать коммунаров.
Именно поэтому Маркс полагал, что коммунистическая революция (ненасильственное внедрение коммунизма его автор, будучи достаточно добросовестным исследователем, не мыслил) должна победить сразу во всех промышленно развитых странах, которые в эпоху Маркса контролировали всю планету. Чтобы нигде не осталось уголка, где бы мог спрятаться и конкурировать оттуда с коммунизмом, старый мир. По этой же причине все коммунисты-утописты создавали свои Утопии на неких затерянных островах или в других недоступных местах, где человеческая цивилизация никак не могла бы повлиять на проведение масштабного социального эксперимента.
Собственно к моменту захвата большевиками власти в России мировое коммунистическое движение уже имело опыт неудачных попыток создания коммунистических островков в недрах капитализма. Созданные разными энтузиастами коммуны существовали недолго (лет по 10-20 максимум), а затем разваливались будучи не в силах что-либо противопоставить естественной природе человека, формировавшегося (и как организм, и как общество) не на бумаге, не в философских концепциях, а в живой природе и не несколько, а миллионы лет.
То есть полное отрицание предшествующего опыта и удаление из поля зрения новых поколений его материальных следов было одним из условий достижения коммунистического "конца истории".
Некоторые считают, что это родовой признак именно коммунизма, некая его злокозненность, чуть ли не умышленно направленная против России, её истории и народа. Но это не так.
Подобные явления повторялись в человеческой истории неоднократно и далеко не всегда были связаны с коммунистическими движениями. А многократно, в разных исторических и политических условиях повторяющееся явление не может быть случайным эксцессом, но является естественной реакцией определённой политической формы на определённый внешний раздражитель.
С не меньшей ожесточённостью избавлялись от материального наследия колонизаторов вполне буржуазные режимы Чёрной Африки. В отличие от Латинской Америки, где произошло слияние испанцев и португальцев с местными индейцами и новые государства строились на основе конвергенции традиционных индейских культур и культур бывших метрополий, африканцы, чья доевропейская государственность была весьма условной и мало где перешла границы союзов племён, стремились "вернуться к истокам" и продемонстрировать конкурентоспособность традиционных культур по сравнению с европейской. В конечном счёте в некоторых африканских государствах это вылилось в явление чёрного расизма, поставившего своей задачей уничтожение не только памятников белого присутствия в их странах, но и изгнания самих белых с Чёрного континента (даже тех представителей новых поколений, для которых он был единственной родиной).
Аналогичную борьбу с памятниками и памятью мы видим на Украине. Там доходит до смешного, когда с редким ожесточением стирается память именно о большевиках, по сути создавших современную Украину (язык, границы, государственность). Но не только большевиков украинцы стремятся стереть из своей истории. С не меньшим энтузиазмом они сражаются с памятью о Российской империи, а также с русскими языком и культурой в принципе.
Украинцы, хоть и провозгласили свою нацию древнейшей (существовавшей не менее ста тысяч лет), нигде на своей земле не могут найти материальные свидетельства её существования за пределами последнего столетия. Поэтому, чтобы растить новые поколения в украинском культурном окружении (если это, конечно, можно назвать культурой) украинским националистам потребовалось уничтожить всё, что слишком ярко свидетельствовало о русской истории края.
То, что невозможно было уничтожить или не хотелось уничтожать из утилитарных соображений подлежало тотальному переименованию и присвоению. Попытки записать в украинцы Айвазовского, Куинджи, Сикорского, соседствуют с выписыванием из украинцев Гоголя, Булгакова, Паскевича. С художниками и композиторами проще – их картины и музыку можно трактовать как угодно, а об Украине никто из них ничего не говорил (ни хорошего, ни плохого), поскольку такого понятия во время их жизни не было.
С писателями сложнее – они успели отметиться, как сторонники России единой-неделимой, а Булгаков ещё и едко высмеял опереточное гетманско-петлюровское украинство времён Гражданской войны. Паскевич же и вовсе, верный слуга престола, генерал-фельдмаршал, кавалер всех российских орденов, всех степеней. Никак не тянет на униженного и оскоблённого империей украинца.
Если бы у Украины было ещё лет двадцать-тридцать, скорее всего местным националистам удалось бы полностью стереть материальную память российского происхождения местной государственности и русскости местного народа. С карты Украины стирается любая Россия: имперская, большевистская, современная. Для бандеровцев, что монархист, что большевик, что демократ, что либерал, что патриот – всё "москаль", а значит эсхатологический враг. В своих сердцах бандеровцы примиряют русских всех течений, искренне заявляя, что убить надо всех русских, не потому, что монархисты или коммунисты, а потому, что русские.
Но времени для этого у Украины нет, а перед нами, после освобождения её от бандеровской заразы, встанет сложный вопрос, на который лично у меня сегодня нет ответа. Что делать с сотнями тысяч, а к концу боевых действий, возможно и более чем с миллионом могил воевавших против нас украинцев?
Многих беспокоит, что России придётся платить пенсию инвалидам, искалеченным в рядах воевавшей против нас армии. Но это победы – инвалиды хотя бы потенциально и частично, но могут перековаться. Кроме того, для особенно упорных есть ФСБ и уголовный кодекс. В колониях инвалиды тоже сидят.
А вот могилы – это же монументальная пропаганда огромного размаха! И на каждой написано, что здесь лежит "украинский герой", погибший, защищая свою страну от России, с датами, государственной символикой, часто ещё и с выгравированными орденами и даже информацией о месте и причине гибели или об особенно героических деяниях погибшего.
Кладбища с такими могилами отныне достопримечательность любого украинского населённого пункта. Могилы ухоженные – родные помнят. Друзья и родственники погибших ещё долго будут жить среди нас, составляя в небольших населённых пунктах локальное большинство, которое и будет влиять на умы и сердца новых поколений, опираясь на пример местного кладбища.
После победы большевиков в гражданской войне на территории Советской России не осталось не только памятников белым, но и их могил. После Великой Отечественной войны в СССР быстро исчезли многочисленные немецкие, итальянские, венгерские и румынские кладбища. Сейчас в Европе массово сносят памятники не только советским солдатам, но и в рамках борьбы с Россией современной постепенно выходят на проторённую украинцами большую дорогу борьбы с памятью о России исторической.
Я не сторонник борьбы с погибшими и разорения могил. Более того, я думаю, что массовое уничтожение захоронений людей, похороненных в родных местах, где живут их родственники, друзья и знакомые принесёт не пользу, а вред.
Как я написал выше, я не знаю, что делать с естественным путём, при нашей помощи, размножающейся украинской монументально-могильной пропагандой, но что-то с этим делать надо. Иначе и через десятилетия какой-нибудь пытливый ребёнок начнёт интересоваться, что же это была за Украина, в борьбе за которую такое количество людей погибло. Не уверен, что вполне правдивые объяснения про коллективное зомбирование, про переделку местных русских в ненавидящих русскость украинцев при помощи американской пропаганды, для ребёнка конца нашего столетия, для которого СВО будет чем-то таким же далёким, как для нас Русско-японская война, будут более убедительны, чем ряды могил и воспоминая дедов-прадедов на их фоне.
О проблемах, с которыми столкнуться те, кто после победы останутся на пост-Украине - в статье Ростислава Ишенко "О "цене" Украины и игре на военно-политической "бирже"
Ростислав Ищенко
Свежие комментарии