Новый способ применения дронов — для заброса мин в тыл противника — с недавних пор используется в Российской армии. Практике чуть более полугода.
Снаряд доставляется на БПЛА вглубь вражеской территории и ждет на земле своего часа. В любой боевой операции, будь то штурм или отражение атаки, вклад минеров неоценим, и тем важнее пополнение их технического и тактического арсенала.
Специальный корреспондент «Известий» побывал на позициях взвода спецминирования, входящего в состав инженерно-саперного батальона имени Карбышева, воюющего под Часовым Яром, и узнал, сколько человек необходимо, чтобы отправить на задание один дрон, какой урон он способен нанести и для чего в полевых условиях нужна конструкторская лаборатория.
По нахоженным тропам
Мы сидим в здании разрушенного предприятия, классическое место для «располаги». Здесь — штаб, казарма, а также та самая лаборатория, где рождаются новые, не похожие ни на что, коптеры. Взвод состоит из добровольцев петербургского отряда «Имперский легион», принимавшего участие в боях в Донбассе еще 9–10 лет назад. В зоне специальной военной операции первые полтора года они сражались как штурмовики. С конца 2023-го внедряют и совершенствуют (параллельно с ВСУ, надо отметить) минирование с воздуха.
— Как известно, есть три вида БПЛА, — рассказывает командир взвода Денис, позывной Легат. — Ударные дроны, разведчики и так называемые FPV (First Person View, «вид от первого лица». — «Известия»), то есть камикадзе. Сейчас к ним добавился четвертый — наши «минеры», способные с помощью специальных механизмов взвести до боевой готовности снаряд в воздухе и произвести его сброс.
Дроны-минеры тоже относятся к классу FPV, объясняет Легат, управление осуществляется пультом в виртуальных очках. Но не требуется врезаться в цель и, соответственно, самоликвидироваться. Летательный аппарат доставляет снаряд в нужную точку, в 2–6 км от линии разграничения. А после возвращается обратно к оператору, оставаясь в строю. Так, по словам Дениса, беспилотник с именем «Святой Георгий» (свои винтовые машины парни называют, подобно кораблям в царской армии, именами русских святых) совершил 34 успешных полета туда и обратно.
Наиболее распространенный снаряд для заброса — мина ПОМ-2 (противопехотная осколочная). При взведении ее из корпуса наружу высвобождаются четыре тонкие 10-метровые капроновые нити, которые действуют как датчики-растяжки. Радиус кругового поражения «помки» — 16 м.
— Выбор точек сброса зависит от задач, которые перед нами ставит разведка, — объясняет командир. — Чаще всего это пересечение дорог, входы и выходы из леса, нахоженные тропы, пути, по которым происходит подвоз БК или ротация. Конечно, противник не ожидает, что в относительной дали от линии боевого соприкосновения (ЛБС), там, где он всегда спокойно ходил и ездил, где еще пару часов назад было чисто, окажется заложена мина. И когда это происходит с регулярной периодичностью, то, во-первых, он несет потери. Во-вторых, вынужден менять логистику, маршруты перемещения, что требует времени, дополнительной траты сил. А в-третьих, оказывается морально подавлен — перестает чувствовать себя в безопасности.
Короб, ноги, чип
Лаборатория — место сборки дронов-минеров. Все стены внутри, как и полагается, увешаны инструментами. Столы полны проводов, изоленты, кусачек и отверток всех мастей. В воздухе стоит крепкий запах жженого пластика. Обстановка рабочая, видно сразу с порога. От зноя спасают включенные вентиляторы.
Старшим тут серб Драгослав, профессиональный инженер-радиоэлектроник. Вместе с коллегами-товарищами он отвечает за перекомплектовку, ремонт и обслуживание БПЛА. Трудовой день ненормированный: с рассвета и до тех пор, пока кто-то не напомнит — отбой! Технику можно перебирать бесконечно.
— К нам поступают обычные простые дроны, — рассказывает Драгослав. — Мы их переделываем, оставляя только половину родных комплектующих. Ставим свое программное обеспечение. Каждая машина, по сути, это акт творчества.
С помощью 3D-принтеров инженеры печатают механизмы для сброса мин — пластиковые короба, которые прошиваются насквозь необходимыми контактами, крепятся к корпусу, куда, собственно, и вкладывается впоследствии сам снаряд. Или «ноги», на которые коптер должен после выполнения боевого задания мягко и безопасно приземлиться, чтобы тут же быть готовым к повторному вылету.
Драгослав переехал в нашу страну десять лет назад. Рассказывает, что любовь к России ему привили бабушка и дедушка, которые знали русский язык и обучили ему с детства внука. А еще воспитали в православных традициях.
— Они говорили, что мы должны молиться за Россию. Она приходила нам в трудные времена на помощь, — делится доброволец. — Меня всегда тянуло в Россию. Если я вижу купола церквей и слышу звон колоколов, я понимаю — здесь свои.
В 1999-м Драгослав, будучи школьником, застал бомбардировки НАТО. Почти три месяца пришлось прятаться в подвалах, слышать постоянные сигналы воздушной тревоги, после наблюдать разрушение родной страны. Боль от несправедливости, когда множество государств набросилось на Сербию, до сих пор остается внутри, делится собеседник. Именно это и стало ключевой причиной, почему он — преуспевающий инженер петербургской компании — приехал в Донбасс.
Штурман, техник, оператор
Геннадий, позывной Шмидт, — командир расчета БПЛА. На задания он выезжает с техником и оператором. На месте техник разворачивает наземную станцию, отвечающую за подачу сигнала и видеонаблюдение: без нее полет на большие расстояния невозможен. Он же проверяет состояние аппарата, узлы, механизм сброса, устанавливает мину. В укрытии в это время оператор готовится к управлению в очках FPV, тестируя оборудование.
При команде обоих «готов!» коптер, свистя винтами, поднимается в небо и отправляется на бомбометание. Командир расчета контролирует процесс от А до Я, отслеживая телеметрию, видеозапись, ведя машину по маршруту, выполняя роль штурмана. После сброса — возвращение, новый заряд, и снова за линию боевого соприкосновения. На один полет уходит 10–15 минут. В сутки в зависимости от задачи взвод старается совершить до 8–10 вылетов. За последние две недели их число перевалило за 70.
Сам Шмидт за последние два года дважды ранен — в руку и ногу (левая кисть практически не функционирует). В составе «Имперского легиона» воевал под Изюмом, Угледаром. Пробивал дорогу в Шервудском лесу. Под Бахмутом в 2023-м держал оборону в посадках. Вспоминает (не без юмора), что в первый год СВО имели место эпизоды, которые теперь немыслимы: например, на одном конце села стоят наши, на другом — противник, никто особо не прячется, можно даже в баню сходить. Сегодня любые участки на расстояние пушечного выстрела просматриваются и «простреливаются» дронами, на открытую площадку просто так не выйдешь и уж точно беспрепятственно не сходишь в баню среди бела дня.
— Если оценивать военную ситуацию, то сложность ее с годами нарастает. Так, в 2015 году, когда я был под Дебальцево, было очень напряженно. В 2022-м — уже на порядок сложнее. В 2023-м еще сложнее, и так далее, — объясняет Шмидт.
Для того чтобы справляться с нынешними реалиями и выдерживать возрастающий напор, необходимо, считают и Шмидт, и Легат, и Драгослав, по возможности быстро и гибко реагировать на вызовы военного времени, в том числе технические. Один из таких примеров — дистанционное минирование
Свежие комментарии